— Глогг, в сущности, примитивная вещь: вино, портвейн, виски, специи, ну еще там кое-что, для красоты… Но ведь у кого-то получается так, что полжизни не забудешь, а у кого-то — отрава: только с ног валит, как кувалдой, а впечатления никакого. Я вот сюда за глоггом сколько лет хожу, в Royal, каждую осень и зиму, как похолодает окончательно. И не я один, вы уж поверьте. Royal — это целая институция: во всем Эдинбурге другого такого места нет. Может, не самое старое заведение, есть пабы гораздо древнее, но самое знаменитое, уж точно.
Из-за огромной барной стойки полированного темного дуба с бронзой, просторный зал просматривается как с капитанского мостика. Когда пьешь глогг, обеими руками придерживая здоровенную стеклянную кружку, нужно уметь схлебывать с поверхности зернышки миндаля, которые там плавают, а потом еще предстоит выловить ложкой оранжевую медузу разваренной кураги. И еще изюмины попадаются, пропитанные горячей спиртной микстурой. Мистер Самуэльсон, агент, жмурится, хлюпает, булькает, сопит и смотрит поверх края своей кружки с глоггом, смотрит.
За столиком у окна жилистая девица в полосатом свитере, поминутно отбрасывая спадающую на лоб желтую прядь, строчит что-то в большой тетради, низко склонившись над собственными карандашными строчками. Ровно у нее за спиной — седоватый джентльмен в зеленом вельветовом пиджаке с замшевыми локтями, трижды обернувший шею романтическим черным шарфом, осторожно перебирает клавиши своего ноутбука. На противоположной стороне зала пялится в экран другого ноутбука еще какая-то тетка, сильно накрашенная, потрепанная, но чему-то, что, видно, сама только что настучала, улыбается во весь рот.
— Вот почему сюда столько народу приходит писать, как вы думаете? А потому что они все про Роулинг начитались. Известно же, что она первый том “Гарри Поттера” написала, сидя в кафе, чуть ли не на салфетках. Так считается, будто это именно здесь: просто кафе красивое, в викторианском стиле, к тому самому антуражу, что в “Поттере”, как раз подходит. Вот и сидят тут, сочиняют, надеются, что и им повезет. А на самом деле писала-то она не тут, а в Nicholson`s, это вообще по ту сторону Замка. Там теперь китайский фастфуд с самообслуживанием — неромантично, в общем, туда сочинители и не ходят. Впрочем, какая разница. Эдинбург — такой город, что в нем где хочешь можно писать. Он сам как кусок романа. Дом ваш совсем не старый, но квартира очень романтичная, в двух уровнях, отдельный вход прямо с Морей-плейс. Там, между прочим, ежегодно осенью раскидывают шатры для книжного фестиваля. Вам будет интересно… А вы, наверное, тоже писатель?
Я? Да ну что вы, какой из меня… Ничего общего. Видите ли… Или нет…
Просто когда год кончается, настроение накатывает опять. То есть не так: “накатывает”, это откуда-то снаружи. А это растет изнутри, изнутри. И идея сесть с горячей кружкой перед окном приходит одновременно. Неизменно, к концу декабря. Специальная такая кружка, особенный дух корицы и апельсина, непривычные, как будто чужие мечты. Откуда?
(Сергей Пархоменко, “Все сначала“. Из цикла “Гастрономическая география”)